Елена Ивановна открыла дверцу сейфа:
- Сейчас-сейчас. Вот оно. А может, чего покрепче? И с собой спиртику?
- Взятка при исполнении, - широко улыбнулся Герман. И кивнул: - Давайте.
- Герман, что ты делаешь? - возмущенно сказал Завьялов, когда старшая сестра вышла. - Какой еще спирт?
-Чистый, медицинский. Лучше водки. Да чего ты так уставился? В профилактических целях. Уколы мне прописали.
Горанин расхохотался. Потом пододвинул к себе личное дело санитарки, принялся заполнять протокол. Александр сидел и, не мигая, смотрел на галстук Германа. Заболела голова. Если бы Горанин был в том самом костюме... Костюм... Кабинет; где убили Машу... Почему-то на рисунке, то ли приснившемся, то ли на самом деле существующем, был костюм Германа. Весь в крови. Бред. Галлюцинация. Невольно скрипнул зубами.
- Зява, ты чего? - оторвался от протокола Герман.
- Ничего.
- Плохо выглядишь, - посочувствовал Горанин.
- А где тот костюм?
- Какой?
- С манекена. То есть тот, похожий, который купил ты.
-Дома у меня,, где ж еще?
- Хотелось бы на него взглянуть.
- Зява, ты что?! Да кто ты такой, чтобы меня... В кабинет вошла старшая с чайником в руке, и Герман осекся. Елена Ивановна принялась летать по кабинету. На столе появились чашки, рюмки, шоколадные конфеты. Потом бутылка. Покосившись на Завьялова, Герман тяжело вздохнул:
- Увы, Елена Ивановна, только чай. Рабочий день еще не закончен. У меня тоже есть начальство.
- Понимаю. - Старшая сестра принялась разливать чай.
Разговор за чаем был, что называется, ни о чем. Горанин сознательно избегал запретной темы — убийства Маши, старшая сестра слушала анекдоты и заливисто смеялась. Час пролетел незаметно. Посмотрев на часы, Герман протянул: «Э-э-э, пора и домой...» Елена Ивановна все-таки всучила ему бутылку спирта. Герман сунул ее в карман куртки и подмигнул заговорщицки:
- Если что, мы работали.
- А как же иначе? - удивилась старшая сестра.
Для нее чаи в рабочее время были, как само собой разумеющееся. За такую зарплату еще и крутиться, точно белка в колесе!
Проводив их до выхода Елена Ивановна, постояла на больничном крыльце, проводила взглядом. Была в одном халате, но холода словно бы и не чувствовала. Герман первым сел в машину, потом открыл правую переднюю дверцу: —' Садись давай.
Завьялов подумал, что надо бы взглянуть на плакат. Тот, что висит в столовой у Германа. Если на обратной стороне - ничего, значит, на нет и суда нет. Это был только сон. И поэтому в машину Горанина все-таки сел. Хотя и не хотелось.
- Ты чего, Сашка? - спросил Герман включая зажигание. Машина сразу откликнулась, тоже ведь женщина. Мотор заурчал почти неслышно, ласково. — Лицо у тебя какое-то странное.
- Да так.
- Обиделся, что ли?
- Не за себя.
- Э, брось! Любить людей - труд неблагодарный. Мало того, на шею тебе сесть норовят, если чувствуют слабинку. Так уж их Бог устроил.
- А ты веришь в Бога?
Герман выруливал на дорогу, ведущую в Долину Бедных. После долгой паузы вздохнул:
- У меня, Зява, свой Бог. И свои с ним счеты.
- Вот как? А разве можно считаться со Всевышним? По-моему, это не только безнравственно, но и бесполезно.
- Ты про костюм-то зачем спросил? - напомнил вдруг Герман. - В чистке он.
- И давно?
- С неделю.
Они уже подъезжали к коттеджу. Александр заметил, что калитка приоткрыта и с удивлением посмотрел на Германа - кто?
- Вера Васильевна, должно быть, пришла, -пожал широкими плечами Горанин.
Машина остановилась напротив гаража.
- У нее что, есть ключи?
- А почему бы нет? - настороженно посмотрел на него Горанин.
И вновь мелькнула мысль: что-то здесь не то.
Выйдя из машины, Герман принялся объяснять:
- Я приезжаю с работы голодный, холодный, усталый. Времени на уборку у меня нет, ужин тоже готовить не буду. Не умею я этого делать. А тут Вера Васильевна. Не женщина, а клад!
Она стояла на пороге, смотрела, как Герман загоняет машину в гараж. Увидев, что он не один, заторопилась. На секунду скрылась в доме и вернулась уже в куртке и в сапогах. Столкнулись они у калитки. Не глядя на Германа, Вера Васильевна сказала:
- Я пойду. Ужин на плите, чистые рубашки в шкафу. Уборку я сделала.
- Да, конечно, - важно кивнул он.
Вера Васильевна подняла глаза - в них было такое отчаяние! «Зачем мы это делаем?» - понял вдруг ее взгляд Завьялов. Не понял только: что делаем? Что у них за отношения?