Особенно,... 
62 
— Ну, не совсем… но мне было бы приятно когда-нибудь видеть, как Колетта живет там с мужем и детьми.
— Колетта с… Катон, ты меня поражаешь, я-то ждал, ты одобришь мое решение.
— Ты должен считаться с матерью.
— Почему это?
— Потому что она твоя мать.
— По-моему, для нее есть только один сын.
— Сомневаюсь. И мне кажется, ты слишком одержим своей идеей, не отдаешь себе настоящего отчета в том, что делаешь. Почему бы не повременить?
— Потому что могу передумать.
— Вот видишь!
Генри сидел, все так же подавшись вперед. На влажных губах таинственная улыбка. Протянув руку, он коснулся черной сутаны, погладил.
— Да, но разве не понимаешь? Я знаю, что теперь живу по правде. Знаю.
— Все это так бесповоротно, так разрушительно…
— Да, разрушительно. Но бывают полезные разрушения, Катон. Скажу тебе, ты поразил меня. Ты праведник, священник, у тебя нет никакой собственности, но, похоже, в глубине души у тебя по-прежнему живет старое иррациональное уважение к собственности.
— Возможно… мне все равно, живет или нет, в конце концов, есть собственность и собственность. Я просто чувствую, что ты разрушаешь ради разрушения и, если даже сознаешь это, позже будешь сожалеть…
— Я сказал, что, если не продам сейчас, могу передумать. А это другое. Катон, я не хочу позволить себе стать человеком, который переменит решение, не хочу, чтобы не я владел собственностью, а она мной, не хочу, чтобы она развратила меня, не хочу посвящать ей всю жизнь.
— Не вижу, почему тебе нужно будет посвящать ей всю твою жизнь. Ты мог бы преподавать в Эдинбурге историю искусства. Мог бы даже вернуться в Америку.
— Нет. Если она останется, она завладеет мной. Я не желаю становиться таким, как Сэнди, вроде плейбоя, содержащего шлюху в квартире, и…
— Не представляю, чтобы Сэнди содержал шлюх!
— Нет, это я так, для примера. Я имею в виду вообще какого-нибудь никчемного собственника-хлыща с яхтой, гоночной машиной, суетящегося вокруг моих растений и деревьев…
— Но, Генри, почему ты обязательно должен стать таким?
— Моя мать живет в каком-то феодальном выдуманном мире. Все это фальшиво, лживо, и я собираюсь разнести это в пух и прах.
— Думаю, нужно быть полегче с разрушением жизни людей. Лучше сосредоточиться на собственной. Есть сотни вещей, которые ты можешь осуществить в имении. Почему не пойти на компромисс? В обладании собственностью есть даже своего рода праведность, работай над ней, улучшай, развивай…
— Странно слышать, как ты предлагаешь сотворить кумира из материальных благ! Нет, я ненавижу сам этот чертов уклад, ненавижу и не собираюсь становиться частью его. Не сказал ли Иисус: «Продай имение твое, и раздай нищим»?[40]
— Да, но послушай, учти свои побуждения.
— Он не сказал, что делать это надо из высших побуждений.
— Не сказал, но Он подразумевал, что побуждения важны.
— Когда это?
— Когда женщина «разбила сосуд мира драгоценного»[41].
— Он просто отвечал скупым. И он не говорил ей, как ты говоришь: подожди, подумай, эта вещь ценная…
— Значит, признаешь, что твои побуждения нечисты?
— Не могу я разбираться в них. Конечно, они сложны.
— Тобой движет желание отомстить.
— Кому?
— Матери. Отцу. Сэнди.
— Определенное удовлетворение я буду испытывать, — сказал Генри, — не отрицаю.
Он поджал ноги и смотрел на Катона, как кот, возбужденный, загипнотизированный собой.
— Не делай этого. Это преступление. То, ради чего ты это делаешь, — преступление.
— Наверное. Но моя вина не скажется на деньгах. Деньги чисты.
— У тебя есть долг по отношению к матери.
— Разве у тебя нет долга перед своим отцом?
— Ты доставишь ей страдания.
— Ты недооцениваешь ее. Она оправится и станет бичом Диммерстоуна.
— И так или иначе погубишь себя.
— Я спасаю себя. Мать и имение вместе выжмут из меня все соки.
— Ты хочешь уничтожить прошлое. Необходимо повременить.
— Я не в силах ждать, Катон, и не стану. Я освобожусь от этого бремени. Господи, Катон, ты ведь оставил мир, почему я не могу?
— Ты отнюдь не призван к тому, к чему призван я.
— Это похоже на духовную гордыню.
— Ты исполнен ненависти. Я чувствую ее, она бьет, словно током.
— Катон, я не верю в Бога, а ты веришь. Возможно, в этом-то все и дело. Не думаю, что в моей душе есть что-то подобное, о чем ты говоришь. Ничто не свидетельствует об этом. Конечно, в ней полно старого иррационального вздора вроде того, что любители копаться в дерьме выуживают на сеансах психоанализа. Мне все равно. Главное — поступить разумно и решить, как практически осуществить задуманное. Можешь ты это понять?
62 
