Стефани Уайтхаус выглядела иначе, нежели в прошлый раз: моложе, привлекательней. Возможно, просто оттого, что уделила больше внимания сшей внешности. Кажется, сделала укладку. Приглаженные, более волнистые волосы аккуратно облегали голову. Своей слегка задорной миниатюрностью, широким вздернутым носом, круглыми головой, лицом и глазами она напоминала маленькую лошадку. Она была, что поразило Генри, иной, была тайной. Ярко, но тщательно накрашена: алые пухлые губы, лиловые веки, линия глаз подчеркнута карандашом. В квартире стоял приятный свежий запах.
Генри, не поздоровавшись, неуклюже, словно прокладывая себе дорогу, прошел мимо нее в гостиную.
Они стояли у красного кожаного дивана, глядя друг на друга. Потом Генри протянул руку, и она, даже не притворяясь, что отвечает на пожатие, схватила его запястье обеими руками. Сжала, стиснула. Так что пальцы Генри поймали только ее манжету. Затем они отступили на шаг друг от друга, тяжело дыша. Генри выдавил:
— Какой чудесный теплый, солнечный день, не правда ли?
— Да, похоже, весна наконец наступила.
Они смотрели друг на друга безумными глазами.
— Ничего, что я так внезапно нагрянул?
— Ну что вы… Но только я не успела ничего приготовить особенного…
— Ну и замечательно, вроде пикника…
— Да… пикника…
Сегодня она была нарядней: в черном льняном сарафане и голубой в цветочек блузке со сборчатым воротничком. Генри опустил взгляд, скользнув по тугой часто вздымающейся груди. Посмотрел на блестящие туфли на высоком каблуке. Они напомнили ему маленькие элегантные ослиные копытца.
— Не хотите снять пальто? Что-нибудь выпьете?
— Благодарю. Шерри, пожалуйста. Вижу, у вас есть.
— Да, купила… Вы оставили столько денег…
— Пожалуйста, не упоминайте о деньгах, мисс Уайт-хаус.
Он бросил пальто на пол. Она подняла его и отнесла в прихожую. Потом налила шерри и протянула ему. Ее движения казались ему нежными и смиренными, неописуемо изящными. Наверняка именно так движется гейша.
— Мистер Маршалсон, я так благодарна…
— Зовите меня просто Генри.
— С удовольствием… но тогда, пожалуйста… не могли бы и вы, пожалуйста, звать меня просто Стефани?
— Стефани. Спасибо. Но вы не налили себе… не желаете… виноват, предлагаю вам ваш собственный шерри!
— Это ваш шерри.
— Нет. У вас все хорошо? Я имею в виду… все было хорошо… с тех пор, как я был тут у вас?
— Да-да. Я просто ждала вас.
— Простите, что не пришел раньше. Был занят в Холле. Наверное, вы никогда… не бывали там с Сэнди… да, конечно, не бывали…
— Где?
— В Холле, в Лэкслиндене.
— Нет, не была.
— Это красивое место. Можете убедиться по этой картине.
— Картине?
— Да, вот по этой акварели. Сэнди никогда не говорил вам, что это его дом?
— Он почти нечего не говорил о нем… верно, понимал, что я не захочу слышать о той, другой его жизни… конечно, я не могла поехать туда…
Генри посмотрел на картину. Фрэнсис Тоун[42], сидя, по-видимому, на холме с обелиском, изобразил апрельский вечер, южный фасад дома, позолоченный лучами заходящего солнца, большие деревья, покрытые молодой листвой и отбрасывающие огромные круглые тени за зеленый склон, голубое небо в маленьких сияющих облачках. Генри повернулся к Стефани. В его глазах стояли слезы.
— Он был скрытен. Я для него мало что значила. Он ничего мне не рассказывал.
— Ох… Стефани… виноват!
Он протянул к ней руку, и она крепко сжала ее. Они посмотрели друг на друга. Глаза ее наполнились слезами. Одна слезинка капнула на грудь.
— Я сейчас… только взгляну, готов ли ланч. Это на кухне. Надеюсь, вы не возражаете.
В мгновенном смущении она отняла руку, смахнула слезы и поспешила из комнаты. Оставшись один, Генри обогнул нелепый диван и подошел к окну, морщась от пронзительной нежности, жалости, желания рассмеяться, желания заплакать. Потом последовал за ней на кухню. Они сели за стол.
«Пикник» Стефани был без изысков, но обильный: ветчина, салями, мясной пирог, оливки, помидоры, картофельный салат, зеленый огурчик с йогуртом, сыр, сельдерей, яблочный пирог. И ко всему этому охлажденная бутылка очень хорошего белого вина. Сэнди явно научил ее кое-чему.
Генри, обычно всегда голодный, понял, что не может есть. Не до того. Пожевал для виду ветчины и кусочек огурчика. Заметил, что и Стефани тоже лишь делает вид, что ест. На глазах у нее появлялись еще слезинки, и она старалась их скрыть. Он отпил вина и мгновенно опьянел.