ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Алая роза Анжу

Зря потраченное время. Изложение исторического тексто. Не мое. >>>>>

Бабки царя Соломона

Имена созвучные Макар, Захар, Макаровна... Напрягает А так ничего, для отдыха души >>>>>

Заблудший ангел

Однозначно, советую читать!!!! Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... >>>>>

Наивная плоть

Не понимаю восторженных отзывов. Предсказуемо и шаблонно написано >>>>>

Охота на пиранью

Винегрет. Але ні, тут як і в інших, стільки намішано цього "сцикливого нацизму ©" - рашизму у вигляді майонезу,... >>>>>




  167  

Юргевич тяжело застонала, замотала головой, приподнялась в кресле, выгнулась, рухнула и забылась. Остромов подошел, похлопал ее по щекам — она вяло отмахнулась и продолжала спать.

— Слишком сильный медиум, — сказал Остромов и развел руками. — Вероятно, попала под влияние чуждой воли, или недоброжелатели…

— Отчего же, — с места сказал Варченко, — очень интересно.

В голосе его, однако, слышалось разочарование. Альтер и Мартынов бережно положили Юргевич на диван в соседней комнате и вернулись к спиритическому столу.

— Позвольте мне! — крикнула вдруг Мосолова. Она словно всю душу вложила в этот смешной порыв и по-гимназически протянула вверх руку. — Я сегодня чувствую в себе большую силу.

— Как угодно, — пожал плечами Остромов. — Если все уже собрались, почему не попробовать? У вас есть опыт месмеризации?

— Я не пробовала, но бывают видения очень яркие, — виновато призналась Мосолова. Остромов легко себе представил, какие это видения, и криво усмехнулся.

— Что же, aster, oster, delet, melet, — бегло пробормотал он, сделал несколько пассов, и головенка Мосоловой поникла.

— Господа, — воззвал Остромов, — не следует ли нам на сей раз поступить осторожней и вызвать конкретное лицо?

— Пушкина, Пушкина! — вскричал Альтергейм, подпрыгивая на стуле.

— Есть ли другие мнения? — поинтересовался Остромов.

— Пока нет, — ответил за всех уютный басок Варченки.

— Отлично, приступаем. Евгения, вы слышите меня?

— Слы… шу… — раздельно и глухо, словно из страшной трансфизической дали, отозвалась Мосолова.

— Позовите нам Пушкина, Александра Сергеевича, — приказал Остромов и сам еле сдержал пузырящийся на губах смех, ибо сильней всего это напоминало заказ телефонистке: девушка, Пушкина нам! А-99-37…

— Я здесь! — звонко и бодро воскликнула Мосолова.

Возникло некоторое замешательство. Оказалось, задать вопрос Пушкину не так-то просто.

— Великий дух, — начал Остромов, — благодарим тебя за то, что ты счел правильным откликнуться на наш призыв. Ответствуй, страдаешь ли ты.

— Я очень хорошо себя чувствую, — сказал Пушкин, — и рад вас приветствовать.

— Вы творите? — спросил Альтер.

— Я много творю, творю успешно! — признался поэт. — Хотите, я вам почитаю?

Альтергейм замер.

— Если это возможно… — сказал он.

Мосолова раскрыла невидящие глаза и напряглась в потоке вдохновения.

  • Пусть дождь и гром, пусть солнца луч —
  • Я вспоминаю о тебе,
  • Прозрачно небо, стаи туч —
  • Но только взгляд твой на уме.
  • Пусть пир, веселье, пусть тоска,
  • Пусть смех и радость, боль и грусть —
  • Моя мечта не далека,
  • Вот только б руку дотянуть… —

продекламировала она с легким подвыванием, покачиваясь в кресле.

— Что-то с ним там сделали ужасное, — сказал Альтер. — Если он там наказан полным лишением дара, что сделают с нами, грешными?

— Я вам прочту еще, — не сдержался Пушкин. С уст Мосоловой срывались пылкие признания:

  • Ты можешь даже и не знать,
  • Что я с тобой, что я везде,
  • Что я могу к тебе летать,
  • Где бы ты ни был на земле,
  • Что воздух — я, свет — это я,
  • Я — птичка, дерево, трава,
  • Я — всё, что есть вокруг тебя,
  • Все знаки — то мои слова.

— Его там хуже наказали, — выдохнул Мартынов. — Он стал там женщиной и испытал все муки, которым подвергал их здесь.

— Не шутите! — потребовал Остромов.

— В который раз беспомощно пьянею, — тараторила Мосолова, — в родные глядя серые глаза… Хотела бы любить тебя сильнее, да только жаль — сильней уже нельзя. Никак я не могу к тебе привыкнуть, значителен в тебе любой пустяк. «Не уходи!» — тебе хочу я крикнуть, когда ты отступаешь лишь на шаг… Пускай нас тешит и морочит случай, но волны — не помеха кораблю. Храни меня, люби, жалей и мучай, — я с каждым днем сильней тебя люблю! Все, я улетаю, меня ждут дела. У нас в пятом эоне собрание.

Эк ее растопырило, подумал Остромов. Неужели ей непременно надо было публично вякнуть все это?

— А теперь, — раздался с дивана иронический басок Барченки, — попросим Льва Толстого!

— Лев Толстой на собрании, — тонким голосом предостерег Альтергейм. — Неужели вы думаете, что если Пушкина позвали, Толстого не позовут?

  167