ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Долгий путь к счастью

Очень интересно >>>>>

Леди туманов

Красивая сказка >>>>>

Черный маркиз

Симпатичный роман >>>>>

Креольская невеста

Этот же роман только что прочитала здесь под названием Пиратская принцесса >>>>>

Пиратская принцесса

Очень даже неплохо Нормальные герои: не какая-то полная дура- ггероиня и не супер-мачо ггерой >>>>>




  82  

Мне стало ужасно грустно. Я представил себе Виктора, вернее, даже не его, а его душу, полупрозрачную и туманную. Представил, как он бродит по району с коробкой шашек под мышкой и отчаянно ищет, с кем бы сразиться.

— Доволен? — спросил Леонард.

— Он платил кредиткой?

— Я не принимаю кредитные карты. Только наличные или чеки.

— Хорошо. А чеками он платил?

— Наличными.

— А еще хоть что-нибудь покупал?

— Ага. Ручки, фломастеры, карандаши. А ты из отдела по борьбе с бумагой, что ли?

— Я пекусь о его безопасности.

— Ага, и пачка бумаги тебе непременно поможет обеспечить его безопасность.

Оставалось только поблагодарить его. Достав свою визитную карточку, я попросил позвонить, если Виктор появится.

— Бога ради, — ответил он.

На выходе я оглянулся и увидел, как он рвет мою карточку в мелкое конфетти.

Глава восемнадцатая

Саманта работала, и ходить ножками приходилось мне одному. Ясное дело, это означало, что в галерее я показывался все меньше, чувствуя себя там, будто меня заперли в душном помещении. Хотелось скорее на волю, заняться серьезным делом. И я придумывал повод за поводом, чтобы уйти пораньше. Даже если мне не нужно было ехать в Квинс, торчать в Челси все равно не хотелось. Я подолгу гулял, размышлял о Крейке, об искусстве, о себе и Мэрилин, воображал себя настоящим детективом. Выстраивал последовательность событий, придумывал истории. «Он, спотыкаясь, вошел в кафе и спросил чашку чаю. Вступает саксофон». Все эти бесконечные фантазии, эти приступы неудовлетворенности собой были мне, к сожалению, хорошо знакомы. Они случались со мной примерно раз в пять лет.

Саманта занималась списком Ричарда Сото, просматривала старые дела. Она довольно быстро пришла к заключению, что большинство из них к нашему случаю не относилось. Либо жертва была женского пола, либо возраст неподходящий, либо следы сексуального насилия не отмечались. И все равно Саманта ими занималась — просто так, на всякий случай. Оказывается, самая большая часть работы полицейских — рутина. Это я понял, слушая Саманту. Прошли ноябрь и декабрь. Сколько дней, проведенных впустую, сколько дорог, закончившихся тупиками, сколько бесед со свидетелями, которые ничего не знали! Мы искали вслепую, с треском подгоняя один к другому кусочки разрозненных сведений о Викторе, придумывая и отбрасывая теории. Путь проб и ошибок. Ошибок было больше.

Перед Днем благодарения мы начали встречаться на складе по вечерам. Саманта приезжала на метро, мы выбирали произвольную коробку, Исаак тащил ее в комнату для просмотра. Часа три-четыре мы перебирали листки в поисках пятен крови. На этот раз дело шло быстрее, поскольку теперь у нас был всего один критерий отбора, а панно в целом оценивать не требовалось. И все-таки мне трудно было сосредоточиться больше чем на тридцать-сорок минут. Головные боли понемногу проходили, но от безостановочного просмотра картинок появлялась резь в глазах. Отдыхая, я незаметно подглядывал за тем, как работает Саманта. Ее нежные пальчики скользили по поверхности рисунков, она очень забавно надувала губы, от нее так и веяло сосредоточенностью.

— Даже не знаю, гений он был или ненормальный, — сказала Саманта.

— Одно не исключает другого. — Я рассказал ей, какой пошел вал звонков, когда Мэрилин начала распространять слухи о Крейке.

— Вот это как раз меня нисколько не удивляет. Множество женщин пишут любовные письма серийным убийцам. — Она отложила картинку в сторону. — Ты расстроишься, если окажется, что он виновен?

— Не знаю. Я думал об этом. — Пришлось прочитать ей маленькую лекцию о том, как сочетаются насилие и искусство. Закончил я так: — А Караваджо был убийцей.

— В койке, — сказала она и рассмеялась.

Может, восемь недель — это и немного, но, если ты проводишь их наедине с одним и тем же человеком (об Исааке мы научились забывать) и занимаешься при этом монотонной работой, ощущение времени пропадает. Наверное, примерно то же самое происходит в тюрьме. Как мы ни старались говорить только о деле, все равно отвлекались. Не скажу точно, когда наступила оттепель, но она наступила. Мы даже шутили. И болтали о всякой чепухе, и о важных вещах тоже, и о том, что тогда было важно, а теперь совершенно стерлось из памяти.

— Ни фига себе! — сказала она, когда я поведал ей историю моего исключения из Гарварда. — Вот уж никогда бы не подумала.

  82