– Это уже не ко мне, – отмахнулся начальник милиции. – Зайдите в шестой кабинет и оставьте там свое заявление. Следователя я назначу. – Он ничего не боялся, этот ныне всемогущий местный начальничек.
* * *
Но отец Василий и не думал сдаваться. Он сходил в шестой кабинет, оставил там свое заявление о похищении и сразу же отправился в райадминистрацию. Секретарша пропустила его к Медведеву без долгих разговоров, и отец Василий прошел в кабинет.
Николай Иванович сделал приглашающий жест рукой и продолжил диктовать в телефонную трубку:
– Да, запятая, погиб. Я сказал, погиб при исполнении… да, исполнении… служебных обязанностей. Точка. – Медведев диктовал некролог Тохтарову.
Отец Василий слушал эти насквозь пропитанные ложью слова и ждал. Он знал, что не уйдет отсюда, пока не добьется своего. Медведев закончил и выжидательно уставился на священника.
– Николай Иванович, – начал отец Василий. – Сегодня ночью в изоляторе была настоящая бойня.
– Я знаю, батюшка, – печально кивнул глава администрации. – Погиб Марат Ибрагимович, погибли шесть задержанных, один совсем мальчишечка, я видел бумаги…
– Вас неточно информировали, – покачал головой священник. – Там погибло гораздо больше людей, а главное, без этих смертей можно было вполне обойтись! – Он хотел рассказать, как погиб Тохтаров, но Медведев встал из-за стола и подошел к окну.
– Я знаю, как много вам пришлось пережить, – тихо сказал он, засунув руки в карманы брюк и глядя в окно. – Я как раз туда еду, прямо сейчас. Хотите со мной? На месте покажете, как и что.
* * *
Когда они приехали в изолятор, там уже толпились какие-то мелкие чины из администрации. Отец Василий сразу же кинулся к дверям, но его никто и не думал останавливать. Он прошел внутрь и ахнул. В воздухе еще висел запах гари, но полы были чисты – ни малейших следов ночного побоища, ни единой капли крови. Сзади подошел Медведев.
– Показывайте, отец Василий.
– Здесь же все отмыли! – сразу охрипшим голосом сказал священник.
– Вряд ли, – не согласился Медведев. – Ковалев никому не разрешал сюда войти. Мы, можно сказать, первые.
– Здесь же человек двадцать порезали! Не меньше! Я сам слышал, как они кричали!
– Вы что-то путаете, батюшка, – мягко сказал Медведев. – По спискам здесь всего-то находилось двадцать два человека. Шестеро погибли в результате вооруженного сопротивления. Осталось четырнадцать.
Но отец Василий прекрасно помнил, как ругался Тохтаров: «Куда я восемьдесят шесть человек дену?!»
– Подождите! Здесь должны быть остатки документов! – Священник метнулся к знакомой кладовой, распахнул дверь и… там все было чисто. Впрочем, на полу виднелись остатки сажи, и он даже наклонился, чтобы убедиться в этом, но главного – самих документов, пусть обгоревших, пусть неполных – здесь не было.
– Здесь старые газеты лежали, Николай Иванович, – подошел к ним сзади Ковалев. – Они еще тлели. Я распорядился, чтобы вынесли, во избежание повторного возгорания.
– Вот видите, – мягко улыбнулся священнику Медведев. – Вы бы, батюшка, шли домой да отдыхали, вам после этого кошмара силы восстанавливать надо. Езжайте, я скажу шоферу, чтобы вас довезли.
– Но как же?! – не мог поверить в увиденное священник.
– Ковалев – человек опытный, да и люди у него знающие, квалифицированные. Они обязательно во всем разберутся. Так, Павел Александрович? – повернулся Медведев к Ковалеву.
– Мы уже начали работу, – заверил Ковалев. – Скоро выясним все, до мельчайших подробностей.
Отец Василий вспомнил того мальчишку на исповеди. Как он тогда сказал? «Коваль собирает тех, кто лично на него работать будет… парфеновское место занять хочет… только куда ему?..» – «Ошибся ты, парень, – прошептал священник. – Кому же еще, как не ему, на парфеновское место влезть». Отец Василий развернулся и побрел прочь – здесь ему делать было нечего, потому что на этой территории уже безраздельно правил Коваль.
* * *
Отец Василий шел домой словно пьяный. У него не было мыслей, да и о чем было думать; у него не было чувств, ибо чаша переполнилась, и только слова Иоанна Крестителя настойчиво стучали под черепной коробкой: «Уже и секира при корне дерев лежит, и всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь. Я крещу вас в воде в покаяние, но идущий за мною сильнее меня… он будет крестить вас Духом Святым и огнем…Он очистит гумно свое и соберет пшеницу свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым…»