— Переночевать? А что ж, ночуйте! Чай, место не пролежите! — спокойно согласился хозяин крайней избушки, седой, очень благообразный дед в добротной одеже и войлочных сапогах. — В дом пущу за спасибо, а монетка найдется — так и на стол баба соберет.
Монетка сразу нашлась. Старик повертел ее в пальцах, понюхал зачем-то.
— О! Ненашенская чеканка! Неужто с той стороны вас, парни, к нам занесло?!
Отпираться было бессмысленно.
— Оттуда, дедушка.
— То-то я смотрю, тощие да зеленые какие-то… Эй, баба, на стол мечи!
— Не пропеклось еще! — из глубины дома донесся тягучий невозмутимый женский голос. — Я ж на печку юбками не сяду! Как пропечется, сей момент и подам! Устрой пока гостей.
Дед провел их в горницу. Неплохая комната оказалась, уютная. Простая крашеная мебель с цветочной росписью, домотканые половики в яркую полоску, кровать кованая с высоко взбитой периной, красная герань на окне, прялка под окном, каменная печь топится — потрескивают дрова, и кто-то темно-синий, мохнатый, утробно урчит в углу…
— Вот так и живем, — без умолку тараторил дед, видно, нечасто ему приходилось гостей встречать. — Не богато, но и не бедствуем, чего богов гневить. Постеля, правда, одна. Ну да вы народ молодой, и на овчине не жестко будет — все не на снегу… Как же вы из такой дальней дали добрались-то? Неужто через Пустошь окаянную на своих двоих прошли? И не пожрал никто дорогой? И огнем не пожгло? Вот ведь диво! Нечасто так везет путникам, ох нечасто! А что же, дело какое у вас в наших краях али от властей бегаете? Уж не разбойники ли? — Впрочем, собственное предположение его, похоже, не сильно обеспокоило.
— Нет, дедушка, мы не разбойники! — заверил Иван. — По делу пришли!
— А! Поди, за яблоками вас отрядили? — тут же догадался старик. Возражать ему не стали на всякий случай. Кивнули согласно: да, именно за ними. — Бывает, бывает. Только это затея напрасная. Даже если с энтим, прости господи, дурнем Фытуком столкуетесь и не пожрет он вас с потрохами, назад через Пустошь вам яблочка не пронести. Сгниет непременно, бурой слизью расползется, и только-то. Устроенотак хитр о .
— А кто устроил, дедушка?
— Известно кто! Господин Мастер, чтоб ему…
И тут что-то громыхнуло.
— Ай! — раздалось с кухни. — Чугунок раскололся! Опять ты, старый, недобрым словом господина Мастера помянул?! Ну сколько тебя учить: язык свой длиннющий придерживай! Один убыток с тобой!
— Ничего, мы вам еще одну монетку оставим, новый купите, — поспешно обещал снурл, чтобы хозяин не огорчался.
— А толку? — высунулось из кухни круглое постное лицо в чепце. — Он и новый расколет длиннющим своим языком!
— Тебе, старая, чугунка жалко, а меня тебе не жалко! — вступил в полемику дед. — Надо мне душу иной раз отвести, как ты считаешь, а?! Страдает душа-то! Чай, не чугунная!
— Целый шкап посуды переколотил, вилы сломал, кочергу сломал, муки целый мешок шашелем попортил — и все еще у него душа страдает! А! — с досадой махнула рукой хозяйка и скрылась за клетчатой дверной занавеской.
— Баба! — виновато развел руками старик, видно, неловко стало перед гостями за семейную сцену. — Баба — она на то баба и есть, чтобы браниться не по делу. Зато готовит знатно, потому ее в доме и держу. — Последняя фраза была почему-то сказана чуть ли не шепотом. Не то боялся дед, что зазнается его хозяйка от такой похвалы, не то опасался, что начнутся выяснения, кто именно кого в доме «держит».
Так или иначе, но ужин, состоявший из пирогов с грибами, кислой капусты и домашней колбасы, действительно был хорош.
Спать старики ложились рано, сразу после заката, и гостям тоже пришлось. После ночевок на камнях теплая овчина действительно казалась царским ложем. Заснули не сразу, но лежали молча, чтобы не беспокоить хозяев. И каждый из троих обдумывал один и тот же вопрос: угостить утром стариков молодильным яблочком или пожадничать, оставить себе на случай болезней или ран. И доброе начало победило в душе каждого, решили — надо поделиться. Засыпали с успокоенной совестью.
А наутро о своих благих намерениях едва не позабыли. Все из-за того, что Болимс Влек бросил случайный взгляд в сторону окна. То, что он увидел, заставило его сперва растерянно моргнуть, потом, прищурившись, вглядеться пристальнее, потрясти головой и сказать: «Ой! Не может быть! Нет, вы только взгляните! Я что, сплю?»