Как же приятно было выбраться из душного подземелья на воздух, пусть горьковатый от порохового дыма и орудийной гари, пусть сырой и холодный, но всё-таки не такой спёртый и вязкий, пропитанный запахами благовоний, чужим дыханием и потом, как там, внизу. У Тапри в первый миг даже голова закружилась от его притока, ещё от света, больно ударившего по глазам после подвального сумрака.
– Ох, хорошо-о! – простонал рядом цергард Эйнер, видно, ему тоже пришлось несладко в подземелье.
И адъютант поспешил взять себя в руки, справиться со слабостью, потому что долг его – не раскисать от всякой ерунды, а быть полезным своему начальнику.
– Видали?! – «брат Геп» с торжеством предъявил спутникам свой трофей, ради которого, оказывается, они и приняли столько мук.
На ладони его лежала коробочка из серого нефрита. А в ней, в специальном углублении – резной савелевый знак, очень маленький, очень красивый, удивительно тонкой работы. На фоне остроконечного, испещрённого мелкими точками косого креста изображёны были печальные, и в то же время просветленные лики Праматери-Вдовицы и трёх её сынов-Создателей. Оставалось лишь удивляться, каким чудом удалось неведомому мастеру разместить столь сложную композицию на дерева камня размером с пятак, и выполнить резьбу так безукоризненно точно, что изображение, по словам цергарда Эйнера, выдерживало десятикратное увеличение, и под сильной лупой можно было разглядеть отдельные волоски в косах Праматери, а точки на кресте, на самом деле, представляли собой церковные письмена, цитаты из Книги Заветов.
Шёл лишь второй день их совместного похода, но Тапри уже начинал радоваться обществу пришельца. Все те вопросы, что копились невысказанными в голове робкого адъютанта, Гвейран задавал без малейшего стеснения.
– Всё это, конечно, весьма познавательно, – сказал он, выслушав рассказ цергарда об удивительных качествах его приобретения, – одного не пойму, к чему эта вещь в нашем положении? Неужели ради неё стоило тратить целый день?
– Разумеется! – ответил Эйнер тоном оскорблённого достоинства. Он никогда ничего не предпринимал напрасно, и его слегка задело, что Гвейран в этом усомнился. – Это очень полезная штука. С ней нам везде путь открыт. Если схватят на той стороне– будет доказательство, что мы не шпионы, а настоящие монахи. Без неё стопроцентно прикончат, а с ней получим хороший шанс…
Но Гвейран всё равно был не согласен.
– Почему ты уверен, что квандорцы так сразу поверят в его подлинность? Мало ли подделок плодит твоё ведомство?
– Ага! Подделаешь его, как же! «Технические затруднения»! – он процитировал надоевшие своей неизменностью отчёты шестой лаборатории. – Проще фальшивое удостоверение личности изготовить, или пятисотенную купюру, чем скопировать эту маленькую дрянь. Пытались уже, и мы, и Квандор… У нас есть один образец, в музее Эпох, оттуда лишний раз не возьмешь. У квандорцев – два, если верить источникам… Всего «Символов Благословения» в мире осталось всего около ста штук. Было больше, но монахи ломают их, перетирают зубами, как только почувствуют угрозу. Я уже распорядился, чтобы не трогали их, жалко – такие ценности гибнут. Придумали другой способ, как раздобыть подлинник, готовились. А тут вдруг одно к одному удачно сложилось, грех было упустить случай.
– А подделать-то почему нельзя? – стоял на своём Гвейран; в его-то мире разного рода «технические затруднения» почти перестали существовать.
– Да потому! – цергард был взвинчен. Ему только что удалось провернуть одну из сложнейших своих операций, заранее почти обречённую на провал, не смотря на долгую и скрупулёзную подготовку – а свидетели, похоже, были не в состоянии оценить её важность по достоинству. – Непонятно вообще, как их изготавливали! Рисунок слишком тонкий, савель слишком мягкий, волокна под резцом проминаются – что-то в этом роде. Лучше резчики и граверы не справились… – тут он чуть понизил голос. – Монахи говорят, все знаки были выполнены божественной рукой Младшего Создателя, и ни одному человеку не дано его работу повторить. Я, понятно, не верю, а всё-таки… Они появились на свете около пятисот лет назад, когда орден вдовняков только возник… или орден возник с их появлением, не знаю. Тогда их, якобы, были многие сотни, или даже тысячи, совершенно одинаковых, друг от друга неотличимых знаков. Они несли миру божественное Благословение. Но монахи вынуждены уничтожать их, спасая от неверных. Чем меньше становится знаков – тем хуже живётся людям. Когда же будет расколот последний – настанет конец света…