104 
И вытянувшая его из воды.
Она принесла бомбу, но… в последний миг передумала? Бросила в колодец? Неужели надеялась, что вода остановит истинное пламя? Взрыв был, но были ли жертвы?
Сомнительно.
Кейрен вернулся к лавке и лег. Он смотрел в потолок, считал кирпичи и трещины в кирпичах. Сложный рисунок, в котором, в зависимости от желания, можно увидеть разное. Как и в этой истории.
Если хотели убрать Брокка, то к чему сунулись в Нижний город? Мастер там не появляется. А если нужны волнения, то зачем рисковать, пытаясь добраться до Мастера?
Таннис упоминала о листовках.
Заговорит ли она?
Свидетель и ценный. Но ему не доверяет, что, в общем-то, довольно логично. В Нижнем городе не любят полицию, а тем паче королевских ищеек…
…из трещины выполз паук. Выпустив тончайшую, невидимую глазом паутину, он спустился и повис, перебирая в воздухе суставчатыми лапами.
…почему Кейрена до сих пор не отыскали?
И ищут ли вовсе? С его-то везучестью может статься, что и отсутствие осталось незамеченным. Проклятье… выбираться надо. Убедить девчонку, что ничего ей не грозит, и выбираться.
Кейрен сам не заметил, как заснул. Во сне он вновь стоял в переулке, зажимая нос платком. Но тонкий батист не в состоянии был защитить от вони. Гнили рыбьи потроха, и серые крысы, ничуть не смущаясь присутствием чужаков, ползали по телу. Старый полицейский тыкал в крыс палкой, но они уворачивались и пищали, смеялись словно.
Потом появилась Кейти, рыжеволосая, с наивными голубыми глазами и почему-то в белом бальном платье, но босая. Она плясала, разбрасывая над головой банкноты, и крысы прыгали, хватали их, тащили в норы. Кейрен пытался остановить Кейти, но поймать ее не получалось, а когда он все-таки схватил ее за руку, Кейти вывернулась и вцепилась в ладонь зубами, длинными и желтыми, как у крысы.
И Кейрен проснулся.
Не Кейти — крыса. Серая. Толстая. С длинным лысым хвостом. Она вцепилась в руку и висела. А Кейрен, которого едва не выворачивало от отвращения, рукой тряс, пытаясь избавиться от нее. Молча. Зло. Крыса не отпускала.
— Тварь!
От звука его голоса крыса вздрогнула и разжала зубы, она шлепнулась на пол с мерзким звуком, но прежде чем Кейрен наступил на нее, нырнула в щель.
Тварь…
Проклятье.
— Что случилось? — сонный голос Таннис унял дрожь.
— Ничего.
— Руку покажи, герой, — она встала и подкинула угля в почти погасшую жаровню. — Крыса?
На языке вертелась злая отповедь, но Кейрен сдержался. Не вина девчонки в том, что она пытается выжить, как умеет. Жалеть он ее не станет, но и злится на нее бессмысленно.
— Покажи руку, — буркнула Таннис, вытащив из кипы свертков мешочек. — Если крыса, то укус прижечь надо.
Кейрен высунул ладонь меж прутьев. Живое железо проступило над ранкой, стягивая края.
— Вот как оно… — Таннис смотрела на капельки, которые застывали, превращаясь в кожу. Минута, и от крысиного укуса не осталось следа. — А я прижигала…
Она стояла, взъерошенная, теплая со сна и терла щеку, не зная, что еще сказать.
— Больно было?
— Больно, — Таннис почесала левую ступню о ногу, на ней были вязаные носки из грубой шерсти, такие же, как на Кейрене. Шерсть кололась, и кожа зудела. — Но если не прижечь, то скопытиться можно. На крысах много всякой заразы.
Она вернулась к шкафу и убрала мешочек.
— Есть будешь?
— Буду, — согласился Кейрен.
Из шкафа появилась черная, заросшая копотью, решетка, которую Таннис закрепила над углями.
— Войтех учил готовить на костре. Овсянку?
— Как хочешь.
— Тогда овсянку. Честно говоря, повар из меня дерьмовый, это даже мамаша признавала, руки кривые. Поэтому извини, если что…
— Уже утро?
— А фиг его знает. Может, и утро. Какая разница?
— Никакой, — согласился Кейрен.
Таннис достала котелок, такой же черный, закопченный, как и решетка. Кейрен надеялся, что хотя бы внутри котелок чист, и завтраком его не отравят. Плеснув воды, Таннис поставила котелок на решетку.
— Вообще я овсянку не люблю, — призналась она. — Но мамаша ее готовит постоянно… готовила.
Эта оговорка заставила Кейрена замереть.
— Ты ведь всерьез вчера говорил? — она ворошила угли, поднимая тучи белого пепла.
104 
