Особенно,... 
1036 
— Ты чего на меня взъелся? — в итоге выдавил он.
Ни слова в ответ, лишь лёгкое прикосновение к плечу — покосившись, Гарри увидел руку Драко, худую и загорелую, с белыми следами шрамов вдоль ладони и у большого пальца.
— Может, потому что легче уйти, когда ты сердишься. Но…
— Так не уходи.
— У меня нет выбора, — пальцы на плече Гарри стали твёрже. — Вдумайся, каково это для меня — не иметь выбора? Я же Малфой! А мы ненавидим, когда нас принуждают. Даже мой отец…
— Он сам вынес себе приговор, — отрезал Гарри. — Ты не виновен в его прегрешениях. Когда-то — может быть, но не сейчас.
— Гарри, я не собираюсь накладывать на себя руки — я просто принимаю неизбежное.
— Неизбежного нет.
— Разве что для тебя, — вяло отозвался Драко, и Гарри метнул в него взгляд, заметив и прячущуюся под налётом благополучия печать усталости, и бледность, невесть каким образом пробравшуюся на вроде бы пышущее румянцем лицо, и вымученную улыбку, и частое дыхание, от которого вздымалась и опадала его грудь… — Я — не ты, — продолжил Драко. — Поди, считаешь, будто тебе я и обязан отпущением грехов… Ничего подобного — я всегда делал лишь то, что хотел. Хотел драться с тобой и за тебя — и дрался, так что, если я и изменился, то исключительно по эгоистическим соображениям, как, впрочем, и всегда. Не оплакивай меня, Поттер. Пусть я изменился, однако же, не до такой степени.
— А теперь ты ещё и врёшь, — гневно вскинулся Гарри — и зря: Драко поджал губы.
— Я не лгу, — холодно отрезал он и до того, как Гарри успел шевельнуться, отпихнул его и вышел из библиотеки.
* * *
Благодаря Рону третье путешествие стало не таким пронизывающе-ледяным, как два предыдущих: его руки хранили уютное тепло в обтекающей их морозной, чёрной пустоте.
И снова они стояли в ничуть не изменившейся библиотеке, только сейчас было темно — ни свечей, ни факелов, ни тебе пергаментов на деревянных столах…
Джинни выпустила руку Рона, и тот закрутил головой по сторонам:
— Это что — школа? Тысячу лет назад?
Она кивнула:
— Ага. Когда я была тут в прошлый раз, они как раз восстанавливали всё из руин, оставшихся после битвы Основателей. И никаких учеников не было — не знаю, есть ли они сейчас, времени прошло не так уж и много…
— Угу… — Рон, поёживаясь, продолжал оглядываться. — Холодрыга.
— Точно… Странно… — Джинни вздохнула. — Думаю, сейчас в Хогвартсе пусто — студенты бы не позволили, чтобы их заморозили заживо.
Рон молча подошёл к двери и, отворив, выглянул:
— Там тоже тьма-тьмущая, — сообщил он.
— Тс-с, — Джинни по-быстрому зажгла палочку и присоединилась к Рону: коридор, уходящий от библиотеки, был полностью погружён во мрак, не горело ни единого факела. — Ох, не нравится мне это… Бедный Бен… Бедный Гарет…
— Слышал уже, — Рон двинулся вперёд и поманил сестру следом: — Давай сюда.
— А почему туда?
— Не знаю. Интуиция.
— Ты ж у нас Прорицатель, — она пожала плечами и догнала его.
Если б они сейчас шагали в своём времени, то коридор — такой же, как и в «их» Хогвартсе, разве что меньше выщерблин на полу, если, конечно, можно что-то утверждать наверняка в таких потёмках, — привёл бы их к кабинету Дамблдора.
— Туда, — тихо произнёс Рон.
В самом конце коридора теплился свет — хрупкий, словно блуждающий болотный огонёк. Она прищурилась и заторопилась вперёд. Рон наступал ей на пятки.
Сама не зная, почему, Джинни на бегу взглянула на шрам, уродовавший её правую руку, — тот самый, оставленный ей Томом в гриффиндорской гостиной; напоминающий тонкие кружева белый шрам на веснушчатой коже.
Приблизившись к источнику света, они увидели, что это — кончик волшебной палочки, которую держал сидящий на полу человек. Лица видно не было — он уткнулся в скрещённые руки. Чернильно-чёрная мантия обтекала его с головы до ног. Он поднял совершенно больные глаза на Джинни, и она присела рядом, тронула его руку:
— Бен?
Он не улыбнулся. За время их разлуки он не слишком возмужал, разве что на лице появились морщинки, коих не было прежде, — печать скорби и горести отчеркнула его рот и глаза.
Он него пахло алкоголем, лекарствами и металлом.
1036 
