— Я просто любовался… пейзажем, — услышал он собственный голос.
Цвет ее лица стал ярче.
— Я не очень молода, — начала она.
— Я говорил искренне, — ответил Рекс и, хромая, пошел к ней.
Он двигался быстрее, чем следовало, и костыль ударился о камень. Рекс покачнулся, но устоял. Встревоженная Бланш схватила его за руку.
— Я падал сто раз, когда учился пользоваться этим костылем, — просто сказал он.
— Падение не может быть приятным.
— Да, падать не слишком приятно, но потерять ногу — тоже небольшое удовольствие.
— Вам, должно быть, трудно ходить по такой местности.
— Это трудно… но это возможно, Бланш.
Она вздрогнула, услышав, как фамильярно он произнес ее имя.
— Я отвечаю за каждое свое слово. Я по натуре не любитель флирта. Я действительно любовался вашим силуэтом.
Бланш сделала глубокий вдох.
— Не знаю, что сказать на это… спасибо, — ответила она и взглянула в сторону, но при этом улыбалась. — Это глупо, потому что мне все время льстят, но… — Она подняла на него взгляд. — Я действительно высоко ценю ваше восхищение мной, сэр Рекс.
Он надеялся, что она сказала правду.
— Я собираюсь задать вам невероятно дерзкий вопрос.
Ее глаза широко раскрылись, но он не остановился.
— Я не совсем понял то, что вы сказали недавно. Вы сказали, что не знали, что поцелуй может быть таким. Я не представляю себе, что вы имели в виду.
Она отвела взгляд в сторону и стала играть прядями своих волос.
— Вы действительно хотите говорить об этом? — понизив голос, спросила она.
— Да, хочу. И вы, и я взрослые люди, и очевидно, что мы очень нравимся друг другу. Нет ничего плохого в том, что мы поцеловались, даже если поцелуй был пылким.
Ее взгляд мгновенно перенесся на его глаза.
— Целоваться — одно, обсуждать поцелуй — другое.
Она была права, а он нет. Это слишком деликатная и интимная тема для разговора.
Но он хотел знать, действительно ли она хотела сказать, что он ей приятнее любого другого мужчины.
— Я очень долго восхищался вами. И очень долго хотел поцеловать вас, — сказал он с почти грубой прямотой.
— Ох!.. Я об этом не знала. — Она села на край каменной ограды и изумленно спросила: — В самом деле? — Было похоже, что это признание ее ошеломило.
Он, хромая, подошел к ней и спросил:
— Можно мне сесть?
Она кивнула, он сел рядом и ответил:
— Да.
Она растерянно взглянула на него и напомнила:
— Мы же разговаривали так редко и всегда очень мало.
— Но теперь вы знаете, что я плохо уживаюсь со светским обществом. Сплетни обо мне правдивы: я мужлан и не умею очаровывать сердца.
— Сплетники ошибаются! — горячо возразила Бланш. — Со мной вы вели себя очаровательно.
Он улыбнулся и ответил:
— С вами легко быть таким. Вы так изящны и милы, что вас хочется очаровать.
— Я бы хотела, чтобы вы были лучшего мнения о себе, — медленно сказала она.
Он вздрогнул от неожиданности.
Она посмотрела на него пристально и очень прямо.
— Я хотела бы, чтобы та, которая разбила ваше сердце, не разбивала его — кто бы она ни была.
Он был ошеломлен. Ему пришлось довольно долго смотреть в сторону, чтобы заставить свое лицо принять спокойное выражение.
— Простите, но мое сердце вовсе не разбито!
— То, как вы говорили в ту ночь о любви, не позволяет мне согласиться с вами, — тихим хрипловатым голосом ответила она.
У него перехватило дыхание. О том, что его душа все эти годы болела из‑за Джулии, не знал никто, даже его брат Тай. Как Бланш могла догадаться? Но этот удар Джулия нанесла ему не одна, а вместе с Томом Маубреем, теперь Клервудом. И за десять лет, которые прошли с тех пор, оба супруга только и делали, что наносили ему глубокие раны. Если его сердце разбито, то из‑за маленького Стивена.
Он заговорил медленно и очень осторожно:
— Когда‑то мне была дорога одна женщина. Она предала меня. Но это было давно, и уже много лет, как я забыл о ней. Я не помню, что я сказал в ту ночь, но я твердо знаю, что мое сердце не разбито. — Он посмотрел на Бланш, подчеркивая взглядом эти слова.
— Вы сказали, что люди очень сильно переоценивают любовь.
— Не помню этого, — твердо ответил он, но теперь вспомнил, что именно эти слова он и сказал.
Она опустила взгляд и стала смотреть на свои колени.
— Конечно, это удобный ответ, поскольку я вмешиваюсь в ваши дела. Но для меня очевидно, что именно поэтому вы все время живете здесь, на краю мира.