28 
– В моем положении?
– Да. В твоем положении. Ты беременна. – Незнакомое слово… как странно оно звучит. Больно кольнуло в сердце. Она такая слабенькая… Хочется ее обнять… если бы только его не останавливал воинственный блеск зеленых глаз. – Акушерка говорит, что тебе необходим кто-то, чтобы помогать.
Дарси закусила губу. Только бы сдержать слезы, которые уже готовы скатиться по щекам. Чувства захлестывали ее, а она должна быть сильной, но это не так-то просто, когда Ренцо говорит такие слова и выглядит… таким заботливым. От его слов хочется верить в чудо, надеяться на что-то необыкновенное. Когда она смотрит на его лицо, строгое и… прекрасное, то волна желания охватывает ее. Хотелось протянуть к нему руки и попросить обнять ее, чтобы она ничего на свете не боялась.
Господи, о чем она думает? Он всего лишь извиняется за то, за что ему нужно извиниться. Не стоит забывать, что Ренцо Сабатини здесь исключительно из-за ребенка.
– Помогать нужно не мне, а ребенку, который еще не родился, – холодно сказала она.
Взгляд Ренцо упал на черно-белый снимок, лежащий на столике около кровати.
– Можно? – спросил он.
– Пожалуйста. – Внутри у нее все сжалось, когда он взял снимок и стал внимательно разглядывать.
А когда наконец поднял голову и посмотрел на нее, то она была поражена – такого лица у него она не видела ни разу. Что так преобразило эти резкие, суровые черты? Изумление, радость?
– Мальчик… – выговорил он.
Дарси и забыла, что у Ренцо цепкий взгляд, как он скрупулезен к деталям и поэтому моментально определил пол ребенка. А большинство мужчин не увидели бы ничего, кроме черного и белого.
– Да, – сказала она.
– Сын. – Ренцо опять стал смотреть на снимок.
Дарси испугал его тон – тон собственника.
– Ты хочешь задать вопрос, твой ли это ребенок? Разве обычно в подобной ситуации не задают подобного вопроса?
Он перевел взгляд на нее – хмурый взгляд.
– Разве?
Дарси разозлилась, хотя сама вызвала его на это. Она колебалась – перед ней возможность сказать ему, что он не отец ребенка. Если она так скажет, то исчезнет ли он, а она будет в одиночку справляться со всеми тяготами? Нет, конечно, этого не произойдет. Ренцо надменный, и у него врожденное чувство превосходства над всеми, но он не глупец. Она была невинной девушкой, когда встретила его, он превратил ее в пылкую любовницу и не мог не знать, что она принадлежала только ему. У него не должно быть сомнений, что отец – он.
– Разумеется, ребенок твой, – резко произнесла она. – И этот ребенок будет расти во мне. Я – его мать, сколько бы ты ни старался, чтобы отнять его!
Он положил снимок обратно, рука у него дрогнула, глаза гневно сверкнули.
– Неужели ты думаешь, что я попытаюсь забрать ребенка от матери?
– Откуда мне знать, что ты можешь сделать, а чего нет? Ренцо, ты для меня чужой человек. Возможно, и раньше был чужим. Ты с легкостью думаешь плохо о людях. Тебе ничего не стоит обвинить, не разобравшись.
– А что ты подумала бы, придя домой и обнаружив какого-то оборванца, который выходит из лифта, а дорогое украшение пропало?
– Я, прежде чем обвинять, задала бы вопросы.
– О’кей. Я задам их сейчас. Что он там делал?
– Он появился как гром среди ясного дня. – Дарси отвела мокрый от пота завиток, прилипший к щеке. – Ему попалась на глаза моя фотография на балу. Его я меньше всего ожидала или хотела видеть.
– И предложила ему пиво.
Потому что она испугалась. Испугалась того, что Дрейк выложит Ренцо то, что она собиралась рассказать ему сама. Она боялась, что ее темное прошлое вызовет бурю негодования. Но бури она все-таки не избежала.
– Я подумала, что он станет шантажировать меня, расскажет тебе о моей матери, – наконец еле слышно произнесла она. – Но теперь ты знаешь обо мне все.
– А я все знаю? – холодно спросил Ренцо.
Дарси не дрогнула – сказалась старая привычка самозащиты. Он знает, что ее мать наркоманка, и это отвратительно, но что будет, если она расскажет, как мать доставала наркотики? Дарси представила его презрительный взгляд. Что-то подсказывало ей, что есть вещи, которые этот гордец сочтет недопустимыми, а профессия ее матери – одна из них. Кто знает, как он может использовать это против нее?
Почему не скрыть от него самый страшный секрет, раз уж он такого низкого о ней мнения? Он обвинил ее чуть ли не во всех смертных грехах, заявив, что свою невинность она использовала в корыстных целях.
28 
